Когда многотысячные митинги в центре столицы призывают к свержению власти — как в институциональном плане, отвергая реальную систему выборов и суд, так и в персональном, требуя ухода единственной личности, реальной государственной властью обладающей, — требуется сделать две вещи.

Во-первых, провести политический анализ. Именно политический, без всякой примеси экономических и иных соображений, какими бы прагматичными и ценными они ни казались. Поскольку в такие моменты политика заявляет о собственной самостоятельности как определяющий фактор истории.

Во-вторых, необходимо политически самоопределиться, отбросив симпатии и антипатии к лидеру, оставив в стороне учет его заслуг и ошибок (поскольку в будущем и те, и другие могут вовсе не повториться). И поскольку собравшиеся требуют ухода именно Путина, стоит разобраться в структуре политической ситуации, выбрав его точкой отсчета, а также прояснить его роль, место, функцию, назначение.
Либеральная политическая позиция и либеральная идеология

«Протестанты» демонстрируют тип поведения и высказывания, который мы должны, по их намерению, воспринимать как либеральную политическую позицию. Ее фразеология хорошо известна, не будем здесь ее повторять. Тем более что для выявления политического содержания она как раз не важна.

Следует обратить внимание на главное. Такой реальной политической позиции (либеральной) в нашей исторической ситуации просто не может быть. Ведь общественное действие и высказывание только тогда становятся полноправной политической позицией, когда выражают и защищают действительный образ жизни и способ деятельности, коренные жизненные интересы и деятельностные ресурсы людей.

Людей, и вправду ведущих самозанятый образ жизни, действующих в своих интересах под свою ответственность, в нашей истории и до 1917 года было совсем не густо, чтобы представлять собой общественную и тем более политическую силу (не нужно отождествлять рост числа таких людей в социуме с темпами промышленной революции и развития капитализма). После же построения реального социализма их не осталось вообще — в трех поколениях. Единицы встречаются, но не представляют собой никакой политически значимой общности, существуя в «порах» общества. Все мы люди государственные, действовать хотим по заданию, под ответственность и риск начальства. Хотим, чтобы о нас заботились, чтобы нам что-то дали (неважно — «пенсии» или «права человека»).

А вот либеральная идеология есть и даже является на сегодняшний день господствующей. Ею заражены (еще с перестройки) широкие слои трудового народа и тем более интеллигенции. Но политическое содержание эта идеология приобретает вовсе не в их устах, а в устах тех, кто проповедовал ее еще в советский период, начиная с 60-х. Либеральная идеология в нашей стране традиционно (то есть как минимум с предыдущей исторической эпохи) является политическим оружием антисоветчиков и их прямых наследников и продолжателей — русофобов. Ненависть к СССР — по сути то же самое, что и ненависть к России. Желание, чтобы другие страны (страна) разобрались уже наконец с Россией, как они разобрались до этого с СССР, — главное политическое содержание этой позиции. Оно вполне укладывается в мировую политику ликвидации России, политику, имеющую богатую историю.

Господствующий характер либеральной идеологии (сменившей коммунистическую) резко усиливает политическое влияние антисоветско-русофобского «подавляющего» меньшинства до масштабов всего общества. Этот вполне осознающий свою политическую общность антисоветский (русофобский) народ живет на территории своего врага и потому обладает «пассионарностью» партизанского движения, которую ни в коем случае не стоит недооценивать (Рим стал христианским, когда христиан в нем было от силы несколько процентов.) Именно благодаря политической активности этих «пассионариев» возник — рефлексивно — в нашем политическом сознании пресловутый «русский вопрос», а вовсе не благодаря мигрантам и Кавказу.

Подавляющее большинство населения России все еще представляет собой вполне советский народ с коммунальной политической позицией, противоречащей «прихваченной» им же либеральной идеологии. Этот народ, также вполне осознающий свою политическую общность, живет без своей страны, к которой он привык и которую он не может забыть. Он глубоко травмирован ее крахом. Он не может свободно изъяснять и осознавать эту травму.

Именно этому народу Путин физически заменяет собой сознание, поступая нелиберально при любых либеральных словесных реверансах в адрес хозяев мира. Именно ностальгию по СССР Путин удовлетворяет мероприятиями контрреволюционного (по отношению к 1991 году) и реставрационного характера. Поэтому Путин и является действительным политическим лидером современного советского народа (без СССР) и держит в своих руках реальную политическую власть. А все остальные не являются и не держат. Поскольку политическая позиция не позволяет.

Ясно, что со временем этот политический ресурс будет убывать, деградировать. Поэтому воспроизвести власть можно, лишь выращивая народ постсоветский, который будет ясно осознавать, что прошлое не вернуть (и не нужно), что от либеральной идеологии нужно излечиться, а заодно и советские привычки оставить в прошлом.

Означает ли это в будущем опору на самозанятых людей или только на них? Вовсе нет. Современный человек все сильнее включен в системы деятельности, «вмонтирован» в них. Так что самозанятые люди — при всей их важности как социального «катализатора» некоторых процессов развития — политической опорой государства не станут, серьезной политической роли играть не будут. Государство просто предоставит им защиту.

Но вот на серьезное идеологическое лечение необходимо решиться.

Для этого, во-первых, нужно перестать оглядываться на Запад. «Им» все равно, какие мы. Лишь бы мы слушались и подчинялись. Во-вторых, следует избавиться от мифов, которые объединяют коммунистическую идеологию и либеральную и которые ответственны за дыру в иммунитете нашего политического сознания. Это прежде всего представление о справедливости как о равенстве (материальном ли — при коммунизме, формальном ли — при «либерализме»). Подлинная справедливость (без нее государство невозможно, и понимание этого — наша безусловная ценность) предполагает неравенство: каждому по заслугам и от каждого — по грехам (вине).

Кроме того, что не менее важно, надо расстаться со сказкой об освобождении труда. Труд не может быть свободен по определению. Это отчужденная активность, работа человека, осуществляемая по приказу. Ее справедливая оплата, социальные условия существа дела не меняют. Трудовая жизнь человека не принадлежит ему самому и никогда не будет принадлежать. Идея освободить труд тождественна идее вовсе не работать. Что у нас и происходит. Что нас тянет в пропасть. И является обманом. Только ясно осознавая, что труд по своей социальной природе несвободен, неизбежен, тяжел и при этом массово необходим, можно вернуть ему его действительное достоинство, а вместе с достоинством и трудовую мотивацию. Ведь и воинский долг и его исполнение тоже несвободны и тоже определяются приказом. Но они почетны. И без них государство невозможно. Труд культурно ничем не отличается. Но для реализации трудом своего культурного значения приказ должен осуществляться не только в частном, но и в общем, государственном, цивилизационном интересе.

Трудовая жизнь должна иметь смысл.

Поэтому, требуя от Путина (и от кого угодно) экономических мероприятий, неизбежно основанных на труде, хорошо бы потребовать от него и идеологической делиберализации как условия нашего экономического чуда (при либеральном порядке самих экономических отношений).
Природа путинской власти и пределы ее эффективности

Главный раздражающий общество фактор — несомненный единоличный характер путинской власти. Не признать его нельзя. И даже несмотря на то что как раз именно он нравится путинскому большинству, он же, безусловно, требует критического отношения. Но не в рамках либеральной идеологии, а в рамках реальной российской исторической перспективы.

Путин получил власть в соответствии с признанной исторической традицией — из рук предыдущего правителя. Он получил ее легитимно — был дважды поддержан убедительным большинством граждан. Он получил ее легально, соблюдая существующие законы и даже не меняя их. Он обладает своей единоличной властью даже без должности президента.

Что же плохого в том, что эта власть снова будет оформлена и определена, а также опубликована должностью президента? Что мы получаем благодаря этой власти, а что теряем? И если верно, что он должен уйти, то что и кто должны прийти ему на смену? Должен ли он готовить эту смену сам? И что под этим понимать конкретно?

Чтобы создать возможность рассуждения на эту тему, мы должны обратиться к анализу природы российской власти, а также проблемы ее воспроизводства.

Если говорить очень кратко, то за 100 лет власть в России прошла следующие трансформации:

— от власти царей, основанной на православной вере, — к безвластию Временного правительства;

— от власти большевиков, Сталина и генеральных секретарей ЦК КПСС, основанной на страхе, — к безвластию Горбачева и периода перестройки;

— от власти Ельцина и его «семьи» (включая и Березовского), основанной на подкупе и коррупции, — к единоличной власти Путина, основанной на...

А на чем она основана?

Путин, кстати, не скрывает единоличного характера своей власти, честно демонстрирует его как публичный факт («тандем», «рокировка», но не только). Характерно, что Путин открыто говорит о своих государственных решениях как основанных на внутреннем убеждении. Это метод работы судьи, который ни от кого не зависит.

Значит, и общество должно открыто обсудить характер такой власти и выработать к нему политическое отношение. Это отношение не должно быть основано на личной и коллективной зависти, требованиях абстрактного равенства и общедемократических предрассудках. Прежде всего нужно понять, в наших ли это интересах? Во-вторых, к чему это обязывает Путина? И, в-третьих, как долго должно сохраняться такое положение вещей?

Мог ли Путин изменить социальный механизм власти, полученный по наследству?

Представляется, что нет. Но он сократил число лиц, пользующихся политической властью, до одного — самого себя. Тем самым устранил прямое влияние подкупа и коррупции на политические решения.

Это культурная антикризисная мера. Но она делает человека, ее предпринявшего, заложником ситуации. Отказаться от этой роли безопасно для себя уже невозможно. Однако пока этот человек жив и способен продолжать начатое, он вполне эффективно может осуществлять такую единоличную власть как публичную. Это когда власть открыто объявляет свои действительные цели и действительно их преследует. Это делает его и его власть весьма эффективным институтом — в соответствии с самыми продвинутыми римскими правовыми представлениями на эту тему. Он куда эффективнее представительного коллективного органа в условиях кризиса — не Путин именно, а любой, кто так может и делает. К слову, наш парламент неоднократно доказывал в новейшей истории свою представительскую неэффективность.

При этом носитель единоличной власти, безусловно, уязвим, как любой одиночка. Он вынужден брать на себя все возрастающую ответственность, ведущую к росту потенциала возможной критики. Как герой, поддержанный толпой, он также является для толпы потенциальной жертвой, ради которой в конечном счете толпа его и выдвигает. Поскольку конечной целью толпы всегда является убийство одиночки — если и не физическое, то хотя бы символическое.

Но, к сожалению, наши традиции не предполагают массового политического самоопределения со взятием на себя политической ответственности. Гораздо удобнее, когда ответственность берет на себя один человек. Он за все и ответит. Кстати, этот трюк получился в ХХ веке у немецкого народа: он за свои действия не ответил, все списали на действие по приказу лидера и его подчиненных.

Должен ли Путин, кроме обслуживания и поддержания своей единоличной власти (которая вызывает ярую ненависть антисоветчиков-русофобов, поскольку поддерживает также текущее существование страны), не просто подбирать себе преемника, а сознательно и целенаправленно создавать институт коллегиального распределения власти и ответственности, желательно и в территориальном разрезе? Ведь такая власть и вправду вызывает сомнения и требует рефлексии в исторической перспективе. Но тогда это предполагает еще большее — на порядок — усиление и рост «уровня», «ранга» этой единоличной власти по сравнению с текущим моментом.

Заметим, что сегодня вполне публичный, легитимный, хотя и нелегализованный институт личной власти Путина никак не использует хорошо известные ресурсы «культа личности».

А вот если мы хотим, чтобы руководитель государства занимался не только внешней политикой и решением неотложных вопросов «по хозяйству», но еще и власть реформировал, то стоит вспомнить, что в нашей истории подобное делал только один человек — Сталин. И инструментарий тут тоже только один — репрессии. В смысле действительно посадить всех, кто этого заслужил. Будут, естественно и издержки.

Значит, это должны делать другие политические силы, а Путин не должен им мешать. Если не принимать во внимание исторически несостоятельные аргументы, что «Путин не дает», пока таких сил не видно. Проблема тут в одном: ответственность не дают — ее берут. А очередь из желающих «положить жизнь на алтарь Отечества» пока не выстроилась.

Что Путин действительно мог бы — а значит, и должен — сделать в плане создания исторических условий для появления таких сил, так это создать предпосылки возникновения у нас независимого суда. Судебная власть неактивна, она сама по своей инициативе ничего не создает и не делает. И потому может быть первой отделена от «узла» единоличного правления как самостоятельная ветвь власти. Для начала неплохо было бы, чтобы заработал Конституционный суд, в который президент сам может обжаловать многочисленные нарушения конституционного правопорядка (пусть попробуют отказать), причем в той последовательности, которая будет представляться политически наиболее реализуемой и целесообразной.

Итак, представляется, что сегодня политическое требование «Долой Путина!» как минимум непрагматично (а что и кого взамен? Временное правительство с Учредительным собранием?), а как максимум — деструктивно и на руку врагам, поскольку ведет к анархии. А вот что действительно необходимо, так это формулировать проектно подкрепленные политические требования по поводу смены либеральной идеологии, развития института единоличной власти в коллегиальный, а также искать принципиальный ответ на вопрос о способе воспроизводства власти в России. Именно это должно стать основой политической позиции оппозиции, которой у нас пока нет, — по бедности, а вовсе не из-за козней ушедшего Суркова.

Не даст нам ничего сменяемость президента, о которой мечтают те, кто еще не нажился как следует (то есть за государственный счет), парламентская республика (вспомните, за что расстреляли парламент в 1993-м и почему он стал «не местом для дискуссий») и прочая административная механика. Она политически мертва, пока не используется по назначению политически самоопределенными людьми. Те, кто хочет ликвидировать власть Путина, ничего не создадут взамен: меньшинство — сознательно, большинство — по недомыслию и неспособности. Стране же нужны ответственные (то есть взявшие на себя ответственность) политики, тогда и Путин подвинется. Может быть, с облегчением.