Товарищ Александров снова напоминает нам о том, как и что США намудрили во Вьетнаме:

Строительство государства предполагает наличие народа, который будет в этом государстве жить, а народ состоит из людей, а людям нужны "вожаки". Лидеры. Нужны те, кто будет "вести", кто будет обозначать цели, нужны те, кто будет конкретными словами придавать смысл смутным "чаяниям" народа. На стройке нужны прорабы.

И если архитектор может быть кем угодно, и зданию, воздвигнутому в Милане или Нью-Йорке, абсолютно по барабану, что проектировал его бразилец Нимейер, то вот прорабу рекомендуется быть той же плоти и крови, что и строительные рабочие. Причины этого очевидны и в расшифровке не нуждаются.

А поскольку прорабы тоже люди со всеми присущими людям достоинствами и недостатками, то для того, чтобы работа на стройке спорилась, в силу вступают привходящие (но оттого не становящиеся менее важными) свойства человеческой натуры, которые, будучи сложенными вместе и образуют то, что двуногие без перьев называют "личностью". И от степени притёртости деталей, от степени сработанности лидеров начинают напрямую зависеть результаты стройки в смысле сроков, качества и, что немаловажно, довольства строительных рабочих. А так как прорабы личности, то ясно, что наилучшие шансы сработаться, притереться друг к другу имеют те из них, кто в психологическом плане не дублирует один другого, а дополняет. Это опять же некие азы, не всем, правда, и не всегда доступные.

Так вот Вьетнаму в этом смысле повезло. Два главных вьетнамских прораба были друг на друга непохожи до степени гротеска.

Дядюшка Хо был человеком ровным, спокойным и, что очень важно - совершенно неконфликтным. Его внутренняя сила позволяла ему держать эмоции в узде, а когда вы контролируете собственные эмоции, это всемерно повышает вашу уверенность в себе. Хо Ши Мин был человеком "рассудочным", склонным к компромиссу, был тем, что по-английски называется reasonable man. Кроме этого, у него имелся козырь в виде полнейшего отсутствия каких бы то ни было комплексов. Он был очень цельным человеком. И если сложить эти свойства его личности, то становится объяснимым его всему миру известное бессребничество.

Прораб Хо Ши Мин осознавал свою личную судьбу как некую миссию, своё "прорабство" он рассматривал как "путь война", стройка всё, остальное ничто. "Вьетнам" как смысл жизни прораба. Отсюда понятно и уважение к дядюшке со стороны сильных мира сего. Не только архитектора, для которого в качестве стройки был прямой интерес, но и конкурентов строительной фирмы.

Политические лидеры, подобные Хо Ши Мину, достаточно редки, а уж то, что они появятся в количестве больше одного в одно время в одном месте и вовсе выходит за пределы вероятия, но даже если и представить себе такое, то неизбежным стало бы соперничество в "хорошести", в "положительности", а это тот вид соперничества, который неизбежно ведёт к соперничеству в "святости", или, другими словами, к фарсу.

Но этого не случилось и не случилось потому, что вторым вьетнамским прорабом был "генерал" Гиап.

Гиап был человеком, в характере которого трудно было найти хоть что-то положительное. Он был этаким клубком нервов и позволял своим эмоциям прорываться на поверхность в самые неожиданные моменты. Сами вьетнамцы называли его "вулкан под снегом". Самым плохим было то, что Гиап был очень маленьким, маленьким в смысле роста, маленьким даже по вьетнамским меркам - и если маленького Дэн Сяо-пина ничуть не заботил его рост, то маленький Гиап о своём росте не забывал ни на минуту. И ему требовалось ежеминутно напоминать окружающим о своём превосходстве.

Тем, кто имел с ним дело, не позавидуешь, так как "генерал" испытывал непреходящую потребность "ставить на место" любого, кто попадался ему на глаза. Стремление "приподнять" себя принимало и внешние формы. Так, по донесению американской разведки, в конце 40-х Гиап был единственным человеком в Северном Вьетнаме, который носил европейскую обувь. И если бы только обувь. После войны Вьетнам был не бедным, бедным после войны был весь мир, до бедности Вьетнам не дотягивал, но в то время как все вьетнамцы, включая руководство, носили "пижамы" и передвигались пешком, Гиап шил себе на заказ костюмы и "рассекал" по Ханою на лимузине, а в качестве личной резиденции он избрал конфискованную у французов виллу.

Но и это ещё не всё. Гиап пытался демонстрировать превосходство не только подчинённым, но и другим членам "коллективного руководства" и указывал им их истинное место не только словесно, но ещё и приходя на закрытые совещания в обществе молодой жены. Реакция "соратников" была примерно той же, что и реакция членов ВИА Битлз на Джона Леннона, взявшегося приводить на репетецию оркестра милую и застенчивую Йоко Оно. Но и этим список недостатков Гиапа не исчерпывался. Помимо всего прочего выяснилось, что он интриган. Причём интриган в худшем смысле этого слова, Гиап интриговал не ради результата, а ради самой интриги, получая нескрываемое удовольствие от самого процесса, он интригой жил и в интриге купался.

Возникает вопрос - а почему его, собственно, терпели? Почему терпел дядюшка Хо, понятно, на фоне Гиапа его "благостность" выглядела ещё благостнее, ещё "выпуклее", прораб Гиап не был и не мог быть соперником прорабу Хо, но вот почему Гиапа терпели отнюдь не отличавшиеся терпением соратники? Вьетнамцы народ патриархальный, "крестьянский", проблемы там тогда было принято решать "по-простому", чему способствовало то обстоятельство, что уже несколько лет шла фактически непрекращавшаяся война, а на войне стрельба и убийство это нечто обыденное и повседневное. А между тем Гиап "куролесил" как хотел, а с него всё как с гуся вода.

Объясняется это вот чем - Гиап мог делать всё, что ему заблагорассудится потому, что он давал государству военные победы. Любого человека можно усадить в министерское кресло, любого можно обрядить в шёлковый костюм и можно любому позволить таскать за собой жену, но далеко не каждый сможет одержать победу на поле боя. Так вот Гиап мог.

У этого человека было врождённое стратегическое мышление.

Практика, та самая, что есть критерий истины, со всей очевидностью показала, что стоит только Гиапу начать мысленно передвигать на карте вымышленные толпы народу с винтовками в руках, а потом перевести эту виртуальность в реальность, как результатом непременно станет победа.

Вот, скажем, Гиап, столкнувшись в 1946-47 годах с численным и техническим превосходством французов, тут же нашёл выход. Французы начали, как то принято в Европе, с контроля городов. Тут же выяснилось, что это мало что даёт, так как основная масса вьетнамцев жила "в деревне", а деревня инициативой самих французов оказалась отдана Вьетминю. Французы "переиграли" и попытались контролировать "периферию", однако это привело к тому, что им пришлось "рассредоточиться" и они потеряли преимущество в численности, а Вьетминь тут же охотно включился в процесс и принялся, кусая французский экспедиционный корпус со всех сторон, "растаскивать" его по стране, дробя на всё более мелкие подразделения.

Французы попытались собирать разбросанные войска в кулак то в одной провинции, то в другой, но Вьетминь просто напросто растворялся в джунглях, не принимая боя, и удар французов приходился в пустоту. Получалась не война, а какое-то барахтание в засасывающем болоте.

А когда проживавшие в метрополии французы и француженки оказались сыты такой войной по горло, Гиап нанёс удар мизерикордией - Вьетминь вторгся в Лаос.

Лаос был самой профранцузской частью Французского Индокитая, и Франция никак не ожидала удара с этой стороны. Лаосское прокоммунистическое партизанское движение Патет Лао считалось французами слишком слабым, чтобы быть использованным Вьетминем в качестве союзника, но Гиап и не стал привлекать Патет Лао как военную силу, а вместо этого попросил "братьев", чтобы те устроили склады с продовольствием в джунглях по лаосскую сторону границы, а потом налегке перебросил туда вьетнамских партизан. Война в Индокитае, вместо того, чтобы закончиться, стала грозить расползтись за пределы собственно Вьетнама.

В Париже взялись за голову. И взялись ещё и потому, что Гиап нашёл болевую точку Франции и вонзил туда золотую иглу. С перенесением боевых действий в Лаос война в Индокитае перестала быть французской войной, а превратилась в общеевропейский фактор, так как следующими на очереди очевидным образом становились Бирма и Малайя.

Так на свет появился Дьен Бьен Фу, городишко на пути следования из Вьетнама в Лаос, где французы сосредоточили примерно сорокатысячный гарнизон с целью воспрепятствовать эскалации Вьетминем войны уже в Лаосе. А потом была осада Дьен Бьен Фу вьетнамцами, потом было его падение, а потом была Женевская Конференция.

Мотором Женевской Конференции была Великобритания, стремившаяся как можно быстрее "подвести черту" под Первой Индокитайской Войной, "пока не стало слишком поздно". В Женеве собрались все "причастные" - Франция, Китай, Англия, СССР, Демократическая Республика Вьетнам, Южный Вьетнам, Камбоджа и Лаос. Был подписано соглашение, по которому Индокитай получал независимость от Франции, что означало независимость не одной ДРВ, но уже и Лаоса и Камбоджи, а ДРВ выводила свои войска из Южного Вьетнама. До поры.

Самое интересное там было вот в чём - основным бенефециатором от случившегося были США, однако именно они не подписали соглашения, заявив, что они с результатами Женевской Конференции ознакомились, что они ими удовлетворены, но подписывать они их не будут. Тем самым США сохранили свободу рук на будущее и не преминули этой свободой воспользоваться всего несколькими годами позже.

Женевская Конференция 1954 года это Версаль в миниатюре, тогда, в начале ХХ века, в Париже, СаСШ были главным триумфатором по итогам Первой Мировой, Версаль дал им куда больше того, на что они могли рассчитывать, вступая в войну, и, казалось бы, что именно американцы больше всех заинтересованы в том, чтобы закрепить плоды победы, поставив свои подписи где только возможно. Однако "Сенат Соединённых Штатов не ратифицировал Парижские соглашения..."

- Почему так?
- Да потому!
- Ну, а всё-таки, почему?
- Ну потому же.
- По какому такому потому?
- По такому потому, что президент Вудро Вильсон был слишком романтиком!

Люди доверчивы. А самые из них доверчивые те, что называют себя историками.