У Симонова в «Живых и мёртвых» есть пронзительный отрывок о майоре особого отдела Данилове, которому в августе 1941-го пришлось выполнять приказ о разоружении батальона, вышедшего из окружения. Мало ли что. Нужно было проверить их насчёт шпионов и диверсантов, сопроводить колонну окруженцев в тыл, а потом уже отправить на переформирование.

Он всё сделал правильно, порядок есть порядок. Разоружил, отправил. Не его вина, что по дороге колонна грузовиков с безоружными людьми столкнулась с авангардом танкового полка СС, прорвавшего фронт:

«… Не дай бог никому в последние минуты перед смертью видеть то, что увидел Данилов, и думать о том, о чем он думал. Он видел метавшихся по дороге, расстреливаемых в упор немцами безоружных, им, Даниловым, разоруженных людей. У них не было даже последней человеческой радости: умирая, тоже убить. Они бежали, и их убивали в спину. Они поднимали руки, и их убивали в лицо...»

Трудно придумать чувство вины беспощадней, а степень ответственности больше. Вряд ли даже это придумано, слова и сюжет можно подобрать, но так сымитировать чувства нельзя.

Чувства у Симонова настоящие. Он прошёл войну «с лейкой и блокнотом», а не с пулемётом, ни разу не был ранен, к победе 1945-го в неполные тридцать лет получил полковника, стал лауреатом сталинских и ленинских премий, благодаря писательскому таланту очутился на самом верху. Всю оставшуюся жизнь помогал бывшим фронтовикам: больницы, квартиры, протезы, очки, неполученные награды, несложившиеся биографии. Четырнадцать лет подряд он писал роман, главный герой которого тоже, как и сам Симонов, в июне 1941 года был репортёром, но в сражениях под Могилёвым не поехал сдавать материал в редакцию, а взял автомат и стал в строй.

Писатель хотел бы так поступить, но не поступил. В июне 1941-го писатель взял интервью у одного полковника, бойцы которого под Могилёвым сожгли 39 немецких танков, отснял подбитую технику и уехал готовить статью для «Известий». А полковник с бойцами остался. Потом вышел материал Симонова с фотографиями подбитых танков, потом фронт подошёл к Смоленску, потом город-герой Смоленск был взят, а полковник с бойцами всё воевал в окружении под Могилёвым и продолжал воевать ещё 23 дня.

А потом писатель, который в 1941-м с ними не остался, написал о них свою самую главную книгу и завещал развеять его прах на поле под Могилёвым. Чтобы хоть после смерти быть рядом с людьми, перед которыми он чувствовал себя виноватым.

Собственно, это история целого поколения, а не какого-то отдельного человека. Культура вины и культура ответственности. Сегодня трудно даже представить, что нужно совершить или не совершить, чтобы почувствовать себя виноватым. Я разговаривал как-то с бывшим мэром одного из украинских городов, который украл кредит ЕБРР и подался в бега. Он искренне верил, что люди помнят о нём только хорошее и ждут его возвращения.

Психология поменялась, здесь нет никакого открытия. Современный человек в своих поступках и чувствах руководствуется здоровым прагматизмом, тогда как ещё недавно определяющими факторами были ценности и установки. Здесь я благодарен американскому кинематографу, который придумал, растиражировал в совершенно неправдоподобных масштабах и поэтому сделал будничным образ наёмного убийцы, киллера. Это прагматизм в дистиллированном виде без малейших примесей чувства вины. Ну, странная немного работа и опасная, но зато прибыльная. Посмотрите, он ведь нормальный парень, живёт такой же жизнью, как мы, улыбается и целует девушек. Ну, людей убивает. Но это ж работа. Она никак не влияет на его духовно богатый внутренний мир.

Не то чтобы меня интересовал внутренний мир наёмного убийцы, просто его логика даёт ключ к прагматической личности вообще. Нет такого преступления, которое нельзя было бы объяснить из прагматических побуждений. Вообще нет. Перечитайте романы Агаты Кристи – там убийцей какой-нибудь богатой старушки всегда оказывается тот, кто получает наибольшую долю бабушкиного наследства. Бабушка, ничего личного. Вместо того чтобы узнать, кто из родственников бабушку реально ненавидел и, может, просто убил со злобы, инспектор сразу бежит проверять завещание. Кому выгодно.

В мусульманском мире в последнее время происходят страшные вещи, но одно ясно со всей очевидностью – новые (или, если хотите, восстановленные старые) институты исламского общества исключают убийство бабушек из корыстных побуждений. Почти уже взятый курс на модернизацию и вестернизацию был взвешен, оценен и признан неидеальным. Процесс начался с исламской революции 1979 года в Иране и продолжается до сих пор. Общество возвращается к своим, именно своим, а не каким-то импортным, традициям и ценностям.

Ну, такие они у них эти ценности – средневековые. А вот к каким ценностям будем возвращаться мы с вами, это вопрос. Прецедентов пока что нет. Может, ближе к Симонову. А может и поглубже – в сторону первобытнообщинного строя.